Пушкинские места в Крыму

ПОЭТ НАЗЫВАЛ ЕГО ДРУГОМ

Ярким символом одухотворённой природы «волшебного края» стал для Пушкина кипарис, что тянулся к небу рядом с домом в Гурзуфе, где «изгнанник неизвестный» провёл «счастливейшие минуты жизни». Находясь в ссылке в селе Михайловском, Александр Сергеевич вспоминает в письме любопытную деталь: «В двух шагах от дома рос молодой кипарис. Каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество».

Дерево, протянувшее ветви дружбы «владетелю умственных даров», не только живёт и здравствует, но и дало обильную поросль в лице множества преданий. Так, в поэме Николая Некрасова «Русские женщины», посвящённой жёнам декабристов, эту историю как лучшее воспоминание о своём отрочестве рассказывает княгиня Мария Волконская.

Прекрасная бывальщина повествует о событиях, случившихся во время Великой Отечественной войны. Старый садовник, хранитель Гурзуфского парка, сумел сберечь реликвию от уничтожения фашистами, предусмотрительно перевесив информационную табличку на другое дерево. А спустя два десятка лет местные жители в память о погибшем ровеснике пушкинского кипариса высадили в парке кипарисовую аллею.

СОКРЫТЫЙ МЕЖ ОЛИВ

Территория современного парка «Айвазовское» в Партените в начале XIX столетия была частью имения губернатора Андрея Бороздина. Его связывали родственные узы с Раевскими. Отдыхая в Гурзуфе, семейство Раевского и Пушкин, очевидно, навещали Бороздиных.

Жемчужина парка «Айвазовское» – древняя оливковая роща. Как хочется верить: именно здесь в одно прекрасное утро восторженному юноше явилась дочь морского бога Нерея:

Среди зелёных волн,

лобзающих Тавриду,

На утренней заре

я видел Нереиду.

Сокрытый меж олив,

едва я смел вздохнуть...

Кто открылся Александру в образе «полубогини над ясной влагою»? Споры об «утаённой любви» поэта не утихают уже много лет. Мучительная, неразделённая страсть, которой Пушкин «пламенел в краю прелестном», прорывалась только в стихах. Большинство произведений, навеянных Крымом, фактически представляют собой дневник сердечных переживаний. Но всё же каково земное имя его музы? Наверное, этой тайны мы никогда не узнаем!

У КАПИЩА БОГИНИ ДЕВЫ

«Георгиевский монастырь и его крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление, – пишет Пушкин. – Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы. Видно, мифологические предания счастливее для меня воспоминаний исторических; по крайней мере, тут посетили меня рифмы. Я думал стихами:

К чему холодные сомненья?

Я верю: здесь был грозный храм,

Где крови жаждущим богам

дымились

жертвоприношенья».

Но где конкретно находились поражающие воображение руины? Одним из ответов на этот вопрос могут служить остатки циклопической постройки неподалёку от Георгиевского монастыря на мысе Фиолент в Севастополе. Пытливому взору предстают аккуратно уложенные многотонные каменные блоки. Когда-то это были мощные стены.

Археологи датируют сооружение V веком до н. э. и считают, что здесь располагалось святилище. В пользу этой гипотезы говорят не только монументальность здания, но и обнаруженные в процессе раскопок артефакты: зола и обгоревшие косточки козлёнка, принесённого в жертву божеству.

У ЛУКОМОРЬЯ ДУБ ЗЕЛЁНЫЙ

Фраза из поэмы «Руслан и Людмила», знакомая каждому со школьной скамьи, впервые появилась в специальной рабочей тетради, куда «искатель новых впечатлений» записывал сказки, что рассказывала ему няня Арина Родионовна. Звучное старинное слово «лукоморье», обозначающее крутой изгиб берега, напомнило поэту прихотливые очертания Гурзуфского залива. А дальше бурная фантазия вырастила дуб, вскоре материализовались и учёный кот, и русалка на ветвях, и богатыри, и дядька Черномор, и Руслан с Головой...

Хотя почему фантазия? Героев волшебных историй можно увидеть в Детском парке Симферополя. Но главным персонажем, живым свидетелем пребывания Пушкина в крымской столице является могучий дуб. В начале XIX века 700-летний красавец украшал имение Феликса де Серра. В его доме, по одной из версий, останавливался Пушкин. И, прогуливаясь по обширному саду, наверняка обратил внимание на великолепное дерево. Как же тут не поверить, что именно «Богатырь Тавриды» навеял «курчавому магу» чудесные образы и прошелестел бессмертные слова!

ЛИХОРАДКА МЕНЯ МУЧИЛА

В Симферополе у Александра обострилась лихорадка, пришлось обратиться к доктору. «Лекарь Мильгаузен лечит без денег и успел приобресть любовь и почтение всех», – отмечает современник. Потомки Мильгаузена гордились реликвией – автографом стихотворения Пушкина, которое автор вручил доктору в знак благодарности за помощь. К сожалению, в ходе Гражданской войны уникум затерялся.

Своеобразным памятником врачу является пятиствольный каштан. Легенда гласит, что, обосновавшись в губернском центре, Фёдор Карлович «пустил корни» в буквальном смысле: выкопав во дворе лунку, хозяин положил в неё пять плодов каштана – по количеству членов семьи. Ростки со временем превратились в одно величественное дерево, сохранившееся до наших дней.

Каштан очень стар, и две его ветви, угрожающие обрушением, недавно спилили. Но он упрямо продолжает жить. И если вы мечтаете, чтобы ваша семья была творческой и здоровой, то подберите осенью крепенький и звонкий плод каштана, который помнит Пушкина, и посадите около своего дома потомок дерева, взращённого Мильгаузеном.

Я ПАМЯТНИК СЕБЕ

Удивительна судьба памятника, который благодарные симферопольцы воздвигли «поклоннику муз и мира», воспевшему «брега весёлые Салгира». Монумент несколько раз переезжал (наверное, в поисках лучшей доли), и каждую локацию усыпали перлы народного творчества.

Изначально памятник располагался на перекрёстке улиц Пушкина и Горького, с видом на исторический квартал, который в то время объединял драматический театр и угловое здание, где находилась сберкасса. Бронзовый Пушкин восседал прямо напротив входа в кредитное учреждение, и острословы шутили, что в руке у счастливца пухлая сберегательная книжка. Потом поэта перенесли к переулку Совнаркомовскому и установили также в знаменательном месте – возле женской консультации. Горожане прозвали Александра Сергеевича «наш папа», а знатоки утверждали: он небрежно помахивает обстоятельным «донжуанским списком».

Когда скульптуру вновь вернули на прежнее место, то зачем-то подняли на постамент, хотя в первоначальном варианте памятник стоял на уровне земли: «Любезен я народу».

ХРАНИ МЕНЯ, МОЙ ТАЛИСМАН

Плотной завесой тайны окутана история с заветным перстнем. Массивное золотое кольцо имело вставку из кроваво-красного сердолика, «испещрённого каббалистическими знаками». Такой подарок сделала Александру, расставаясь с ним, Елизавета Воронцова, супруга генерал-губернатора Новороссии. Пушкин запечатывал геммой конверты с наиболее важными для него бумагами. Об этом ясно говорится в стихотворении «Сожжённое письмо».

«Прозорливый и крылатый» поэт был убеждён: кольцо способно не только вселять надежду, но и пробуждать творчество. После смерти Пушкина перстнем владел Жуковский, от него перешёл к Тургеневу, тот передал его Толстому. Таким образом самоцвет, «радующий сердце», озарил плеяду гениев отечественной словесности.

Надпись, которую неисправимый романтик полагал неким заклинанием или цитатой из Корана, была сделана на иврите и звучала так: «Симха, сын почтенного старца Иосифа, да будет благословенна его память». По мнению исследователей, это украшение изначально принадлежало богатому караиму и было изготовлено в Крыму.

Иван КОВАЛЕНКО, краевед.